Не судите, да не судимы будете. А тоже понимаю обоих: родственница Маркиша вступилась за давно расстрелянного поэта(назвав его к тому же большим, с чем я, читавший Маркиша, не согласен), и она, безусловно, права. Кто сейчас поймет то время? А главное: кто поймет состояние тех людей? Я знал человека, ныне покойного, он был племянником известного советского историка Евгения Тарле. Когда того посадили, его сестра, мать моего знакомого, с двумя маленькими детьми бросилась колесить по стране. Она переезжала каждые три-четыре года из города в город до самой смерти Сталина. А была она обычным зубным врачом из провинции, никогда ни в чем не замеченным. И то, что самого Тарле выпустили и сделали корифеем советской истории, на нее никак не подействовало - так был силен страх. Так что сложно упрекать Маркиша в его стихах: он был, в общем-то, на виду. Можно понять и Мальгина: бульварные журналисты очень любят такие темы. Пнуть мертвого - какое для них удовольствие. Это - вторая натура, взращенная профессией и не преодолимая никакими средствами.
no subject
Date: 2011-06-22 02:13 pm (UTC)А тоже понимаю обоих: родственница Маркиша вступилась за давно расстрелянного поэта(назвав его к тому же большим, с чем я, читавший Маркиша, не согласен), и она, безусловно, права. Кто сейчас поймет то время? А главное: кто поймет состояние тех людей?
Я знал человека, ныне покойного, он был племянником известного советского историка Евгения Тарле. Когда того посадили, его сестра, мать моего знакомого, с двумя маленькими детьми бросилась колесить по стране. Она переезжала каждые три-четыре года из города в город до самой смерти Сталина. А была она обычным зубным врачом из провинции, никогда ни в чем не замеченным. И то, что самого Тарле выпустили и сделали корифеем советской истории, на нее никак не подействовало - так был силен страх.
Так что сложно упрекать Маркиша в его стихах: он был, в общем-то, на виду.
Можно понять и Мальгина: бульварные журналисты очень любят такие темы. Пнуть мертвого - какое для них удовольствие. Это - вторая натура, взращенная профессией и не преодолимая никакими средствами.