О советской цензуре.
Apr. 9th, 2009 02:29 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
v_ba "Долгое время мы и не подозревали, что у комедии «В джазе только девушки» есть другое название — «Некоторые любят погорячей». Неужели в очередной раз сработала одиозная цензура, считавшая, что подобные названия способны развратить непорочного отечественного зрителя?"
Всё-таки, некоторые рассуждения о советской цензуре поражают своей, как теперь принято говорить, незамутненностью. Я уж не говорю о сравнении порочности и непорочности разных зрителей (хотя те же хулители цензуры совсем не скорбят о случившемся, на их взгляд, приобретении порочности зрителями). Но что тот вариант, который, якобы, скрывала цензура " Некоторые любят погорячей", по-русски не имеет ни смысла, ни ритма, их абсолютно не беспокоит.
Так же часто говорится о цензорских ножницах, порезавших этот фильм. Да, надо было сократить почти двухчасовую картину до прокатного размера. Но сокращение сделано просто мастерски, фильм практически ничего не потерял (а, может, и выиграл). Однако возражать, что это редактура, а не цензура, бесполезно. Все-таки, совок неистребим, он, видимо существовал еще до СССР и так же процветает на его могиле.
Вот такое, чохом, приписывание любой редактуры проискам цензуры сильно затрудняет анализ действительно существовавшей советской цензуры, весьма любопытного феномена.
Вот очень забавная коррекция советского же текста песни.
В фильме "Небесный тихоход" герои поют:
Мы парни бравые, бравые, бравые,
А чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
Мы перед вылетом еще
Их поцелуем горячо
И трижды плюнем через левое плечо.
Но в брежневские времена последнюю строку поют уже в таком виде:
Сперва разок, потом другой, потом еще!
что довольно бессмысленно. Каким образом троекратный поцелуй спасает от сглаза? Другое дело плевание через плечо. Нехорошо получилось.
Большое сопротивление в песенном исполнении имела симоновская "Песенка военных корреспондентов". Почти не удавалось протолкнуть авторское "От ветров и водки хрипли наши глотки", певцы упорно пели "От ветров и стужи петь мы стали хуже", вместо "Репортер погибнет - не беда" - "Но мы не терялись никогда". Вот это, конечно, очень похабная правка.
Некоторые купюры для меня так и остались загадкой. Например, из рязановского "О бедном гусаре..." после премьеры вырезали довольно большой эпизод посещения Настенькой места развлечения гусаров - там, где Гафт поет "Шиповник расцвел". Это, кстати, довольно прилично нарушает повествование.
Другой загадкой был вырезанный эпизод из сериала "Адъютант его превосходительства". В этом крупном эпизоде для проверки, действительно ли капитан Кольцов тот, за кого себя выдает, контрразведчики подсылают женщину, представляющуюся как мать настоящего Кольцова. При многочисленных показах этого фильма в брежневское время вдруг этот эпизод исчез и никогда больше не появлялся. Обычно такое случалось, когда актер эмигрировал. Интересно было бы узнать, в этом ли была причина.
У меня такое впечатление, что, кроме общих принципов цензуры, в СССР были в этом деле какие-то непредсказуемые шатания.
Всё-таки, некоторые рассуждения о советской цензуре поражают своей, как теперь принято говорить, незамутненностью. Я уж не говорю о сравнении порочности и непорочности разных зрителей (хотя те же хулители цензуры совсем не скорбят о случившемся, на их взгляд, приобретении порочности зрителями). Но что тот вариант, который, якобы, скрывала цензура " Некоторые любят погорячей", по-русски не имеет ни смысла, ни ритма, их абсолютно не беспокоит.
Так же часто говорится о цензорских ножницах, порезавших этот фильм. Да, надо было сократить почти двухчасовую картину до прокатного размера. Но сокращение сделано просто мастерски, фильм практически ничего не потерял (а, может, и выиграл). Однако возражать, что это редактура, а не цензура, бесполезно. Все-таки, совок неистребим, он, видимо существовал еще до СССР и так же процветает на его могиле.
Вот такое, чохом, приписывание любой редактуры проискам цензуры сильно затрудняет анализ действительно существовавшей советской цензуры, весьма любопытного феномена.
Вот очень забавная коррекция советского же текста песни.
В фильме "Небесный тихоход" герои поют:
Мы парни бравые, бравые, бравые,
А чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
Мы перед вылетом еще
Их поцелуем горячо
И трижды плюнем через левое плечо.
Но в брежневские времена последнюю строку поют уже в таком виде:
Сперва разок, потом другой, потом еще!
что довольно бессмысленно. Каким образом троекратный поцелуй спасает от сглаза? Другое дело плевание через плечо. Нехорошо получилось.
Большое сопротивление в песенном исполнении имела симоновская "Песенка военных корреспондентов". Почти не удавалось протолкнуть авторское "От ветров и водки хрипли наши глотки", певцы упорно пели "От ветров и стужи петь мы стали хуже", вместо "Репортер погибнет - не беда" - "Но мы не терялись никогда". Вот это, конечно, очень похабная правка.
Некоторые купюры для меня так и остались загадкой. Например, из рязановского "О бедном гусаре..." после премьеры вырезали довольно большой эпизод посещения Настенькой места развлечения гусаров - там, где Гафт поет "Шиповник расцвел". Это, кстати, довольно прилично нарушает повествование.
Другой загадкой был вырезанный эпизод из сериала "Адъютант его превосходительства". В этом крупном эпизоде для проверки, действительно ли капитан Кольцов тот, за кого себя выдает, контрразведчики подсылают женщину, представляющуюся как мать настоящего Кольцова. При многочисленных показах этого фильма в брежневское время вдруг этот эпизод исчез и никогда больше не появлялся. Обычно такое случалось, когда актер эмигрировал. Интересно было бы узнать, в этом ли была причина.
У меня такое впечатление, что, кроме общих принципов цензуры, в СССР были в этом деле какие-то непредсказуемые шатания.
